…Истинно вам говорю: война — сестра печали, горька вода в колодцах ее.
Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать.
Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. ...
Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты уврачуешь раны его.
Говорю вам: война — сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей.
Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту…
В.Шефнер. Сестра печали
Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать.
Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. ...
Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты уврачуешь раны его.
Говорю вам: война — сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей.
Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту…
В.Шефнер. Сестра печали
Оригинал взят у nikkto59 в Анонс
Оригинал взят у l_eriksson в Анонс
* * *
Мы явленьям, и рекам, и звездам даем имена,
Для деревьев названья придумали мы, дровосеки,
Но не знает весна, что она и взаправду весна,
И, вбежав в океан, безымянно сплетаются реки.
Оттого, что бессмертия нет на веселой земле,
Каждый день предстает предо мною как праздник нежданный,
Каждым утром рождаясь в туманной и радужной мгле,
Безымянным бродягой вступаю я в мир безымянный.
1946
2 октября я и Кинетический Поэт (как я его здесь у себя называла) Андрей Жигалин проведем в «Зеленой лампе» заседание, посвященное столетию Вадима Шефнера.
http://www.herzenlib.ru/greenlamp/detail.php?ID=19629
Автора нежного, тонкого, одновременно дерзкого и – находящегося в плену традиций, следовать которым – признак исключительного, редкого достоинства…
Многие из моих друзей знакомы с творчеством Вадима Шефнера, читали его, знают о его существовании в трех ипостасях – поэта, прозаика-реалиста и фантаста. Многие выбирают для себя ту или иную грань его творчества. Мне же близки и дороги все три.
С творчеством Шефнера я познакомилась лет в тринадцать, когда папа принес мне из книжного магазина небольшую книгу «карманного» формата в бумажном переплете – на Западе их называют «покетбуки». Она называлась так, как будет зваться наше предстоящее заседание – «СКРОМНЫЙ ГЕНИЙ».
Это был сборник его «полуфантастических историй» или «сказок для умных». Во время моей юности фантастикой увлекались очень многие. Именно в ней люди искали душевного созвучия, параллелей с собственными размышлениями, свободных от житейской конкретики, скованной шорами канонов. Сама по себе «фантастика» меня не слишком волновала. Лишь отдельные Чапек, Азимов, Воннегут, Шекли, Желязны, Стругацкие… Древний Ефремов. Полудетский, легкоусвояемый, но совсем не суррогатный Кир Булычев…
Среди них Шефнер стоял особняком. Его фантастика была странным образом грубо сооружена (с заметными швами и конструкционными деталями), но при этом несла в себе нечто, отдающее подлинностью ни с чем не сравнимой…
Еще в 13 лет я влюбилась в Стефана, героя «Человека с пятью НЕ- или Исповеди Простодушного». Я запомнила номер телефона, по которому можно, в самом крайнем случае позвонить в соседнюю галактику бывшему «дефективному беспризорнику» Васе-с-Марса: «5-5-5-5-5 -1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1». Он ответит и поможет, но только один раз.
Благодаря «Имени для птицы или Чаепитию на желтой веранде», я запомнила множество странных деталей из жизни давно ушедших людей на предыдущем – столетней давности – витке исторической спирали. Хотите знать, как звучали возбуждающие ненависть агитки к Первой Мировой войне – прочтите, поразитесь узнаванию, да-да, долбанные Монтекки и сраные Капулетти:
«…И заполняют бивуаки
Доселе мирные поля,
И как от бешеной собаки
От вас избавится земля!»
И коллизии, связанные с бесконечными тестированиями, ЕГЭ и всевозможными реформами школы, бывшими в моде сто лет тому назад, – там отражены так ярко и смешно… Сто лет – и снова здорово! А ведь чего бы стоило – взять да почитать!
А сколько веселых глупостей, безвредных гадостей, самоиронии – в «псевдографоманских стихах»:
* * *
Собака сторожила гладиолусы,
Маячило ей счастье впереди,
И ветер на собаке гладил волосы
И ей шептал: "С надеждой вдаль гляди!"
Но грянул гром, помялись гладиолусы,
Их качественность снижена была.
Собака взвыла ненормальным голосом -
И умерла!
(Из "Когда я был русалкой")
Готовясь к первому экзамену – сочинению, за курс средней школы, я в ночь накануне 1 июня 1982 года перечитала до слез, до комка в горле любимую «Сестру печали» Шефнера - по мнению многих – одну из лучших книг о войне, обошедшуюся без батальных описаний. Нет, она мне не пригодилась для сочинения – и я даже рада этому, мои чувства к прозе Шефнера подождут еще 32 года…
Мои дети в качестве «стихотворения ко дню Победы» учили его «Легенду» (или «Марсианина»).
В общем, кто хочет, дорогие кировчане, 2 октября в 18 часов приходите в «Герценку». Я и Андрей Жигалин будем говорить о Шефнере.
* * *
Я мохом серым нарасту на камень,
Где ты пройдешь. Я буду ждать в саду
И яблонь розовыми лепестками
Тебе на плечи тихо опаду.
Я веткой клена в белом блеске молний
В окошко стукну. В полдень на углу
Тебе молчаньем о себе напомню
И облаком на солнце набегу.
Но если станет грустно нестерпимо,
Не камнем горя лягу я на грудь -
Я глаз твоих коснусь смолистым дымом:
Поплачь еще немного - и забудь...
1944
НА ОСЕННЕМ РАССВЕТЕ
На осеннем рассвете в туман ковыляет дорога,
Оловянные лужи мерцают у дачных оград,
Над опавшей осиной мигает звезда-недотрога,
И на темных кустах полотенца тумана висят.
Как грустна и просторна земля на осеннем рассвете!
Сам не верю, сейчас, в этой сонной предутренней мгле,
Что нашел я тебя на такой необъятной планете,
Что вдвоем мы идем по прекрасной осенней земле.
1957
ЗАБЫВАЮТ
Забывают, забывают -
Будто сваи забивают,
Чтобы строить новый дом.
О великом и о малом,
О любви, что миновала,
О тебе, о добром малом,
Забывают день за днем.
Забывают неумело
Скрип уключин ночью белой,
Вместе встреченный рассвет.
За делами, за вещами
Забывают, не прощая,
Все обиды прошлых лет.
Забывают торопливо,
Будто прыгают с обрыва
Иль накладывают жгут...
Забывают, забывают -
Будто клады зарывают,
Забывают -
как сгорают,
Забывают -
будто жгут.
Забывают кротко, нежно,
Обстоятельно, прилежно,
Без надсады и тоски.
Год за годом забывают -
Тихо-тихо обрывают
У ромашки лепестки.
Не печалься, друг сердечный:
Цепь забвенья - бесконечна,
Ты не первое звено.
Ты ведь тоже забываешь,
Забываешь, забываешь -
Будто якорь опускаешь
На таинственное дно.
1974
МАРСИАНИН
ЛЕГЕНДА
1
Марсианин умирал
На Земле моей,
С Марса он к себе не ждал
Белых кораблей.
В телескоп он разглядел,
Что у нас — беда,
Добровольцем прилетел
Именно сюда.
В партизанский наш отряд
Заявился он,
Не гражданский, не солдат,
А в бою — силен.
С нами он, как друг и брат,
В смертный бой ходил,
Он трофейный автомат
Сам себе добыл.
2
Марсианин умирал
Средь земных людей,
Он медпомощи не ждал
Со звезды своей.
Не страшась в тяжелый час
Никаких невзгод,
Он на Марсе ради нас
Полный взял расчет.
С нами радость и беду
Он делить привык,
Быстро, прямо на ходу
Выучил язык.
Был он доброй шутке рад,
Не заносчив был,
В самокрутке самосад
Запросто курил.
-Что на Марсе за народ? -
Спрашивали мы.
-Есть ли рощи, синий лед,
Снежные холмы?
-Есть ли страны, рубежи,
Золото и сталь?
Есть ли там любовь, скажи,
Есть ли там печаль?
Он болтать был не мастак,
Он курил, молчал,
На вопросы наши так
Кратко отвечал:
-Есть любовь и есть отказ,
Есть закатный свет, -
Все там - вроде как у вас,
Только смерти нет.
Там, на Марсе на моем,
Жизнь всегда в цвету.
Я вам как-нибудь о нем
Лекцию прочту.
3
Марсианин умирал
На Земле моей,
С Марса он сюда не ждал
Белых кораблей.
Он, громя врага в упор
В боевом строю,
У деревни Спасский двор
Отдал жизнь свою.
Лежа в мерзлом лозняке,
пулею сражен,
На нездешнем языке
Тихо бредил он.
Он сквозь горестную дрожь
Продолжал твердить
Слово все одно и то ж, -
Имя, может быть?
Он глядел в ночную тьму,
В звездную метель,
Я под голову ему
Подложил шинель.
С дальней родины своей
Не сводил он глаз,
Протянул он руки к ней -
И ушел от нас.
И его среди зимы
Схоронили здесь.
Толком не узнали мы,
Что на Марсе есть.
1958
* * *
Мы явленьям, и рекам, и звездам даем имена,
Для деревьев названья придумали мы, дровосеки,
Но не знает весна, что она и взаправду весна,
И, вбежав в океан, безымянно сплетаются реки.
Оттого, что бессмертия нет на веселой земле,
Каждый день предстает предо мною как праздник нежданный,
Каждым утром рождаясь в туманной и радужной мгле,
Безымянным бродягой вступаю я в мир безымянный.
1946
2 октября я и Кинетический Поэт (как я его здесь у себя называла) Андрей Жигалин проведем в «Зеленой лампе» заседание, посвященное столетию Вадима Шефнера.
http://www.herzenlib.ru/greenlamp/detail.php?ID=19629
Автора нежного, тонкого, одновременно дерзкого и – находящегося в плену традиций, следовать которым – признак исключительного, редкого достоинства…
Многие из моих друзей знакомы с творчеством Вадима Шефнера, читали его, знают о его существовании в трех ипостасях – поэта, прозаика-реалиста и фантаста. Многие выбирают для себя ту или иную грань его творчества. Мне же близки и дороги все три.
С творчеством Шефнера я познакомилась лет в тринадцать, когда папа принес мне из книжного магазина небольшую книгу «карманного» формата в бумажном переплете – на Западе их называют «покетбуки». Она называлась так, как будет зваться наше предстоящее заседание – «СКРОМНЫЙ ГЕНИЙ».
Это был сборник его «полуфантастических историй» или «сказок для умных». Во время моей юности фантастикой увлекались очень многие. Именно в ней люди искали душевного созвучия, параллелей с собственными размышлениями, свободных от житейской конкретики, скованной шорами канонов. Сама по себе «фантастика» меня не слишком волновала. Лишь отдельные Чапек, Азимов, Воннегут, Шекли, Желязны, Стругацкие… Древний Ефремов. Полудетский, легкоусвояемый, но совсем не суррогатный Кир Булычев…
Среди них Шефнер стоял особняком. Его фантастика была странным образом грубо сооружена (с заметными швами и конструкционными деталями), но при этом несла в себе нечто, отдающее подлинностью ни с чем не сравнимой…
Еще в 13 лет я влюбилась в Стефана, героя «Человека с пятью НЕ- или Исповеди Простодушного». Я запомнила номер телефона, по которому можно, в самом крайнем случае позвонить в соседнюю галактику бывшему «дефективному беспризорнику» Васе-с-Марса: «5-5-5-5-5 -1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1». Он ответит и поможет, но только один раз.
Благодаря «Имени для птицы или Чаепитию на желтой веранде», я запомнила множество странных деталей из жизни давно ушедших людей на предыдущем – столетней давности – витке исторической спирали. Хотите знать, как звучали возбуждающие ненависть агитки к Первой Мировой войне – прочтите, поразитесь узнаванию, да-да, долбанные Монтекки и сраные Капулетти:
«…И заполняют бивуаки
Доселе мирные поля,
И как от бешеной собаки
От вас избавится земля!»
И коллизии, связанные с бесконечными тестированиями, ЕГЭ и всевозможными реформами школы, бывшими в моде сто лет тому назад, – там отражены так ярко и смешно… Сто лет – и снова здорово! А ведь чего бы стоило – взять да почитать!
А сколько веселых глупостей, безвредных гадостей, самоиронии – в «псевдографоманских стихах»:
* * *
Собака сторожила гладиолусы,
Маячило ей счастье впереди,
И ветер на собаке гладил волосы
И ей шептал: "С надеждой вдаль гляди!"
Но грянул гром, помялись гладиолусы,
Их качественность снижена была.
Собака взвыла ненормальным голосом -
И умерла!
(Из "Когда я был русалкой")
Готовясь к первому экзамену – сочинению, за курс средней школы, я в ночь накануне 1 июня 1982 года перечитала до слез, до комка в горле любимую «Сестру печали» Шефнера - по мнению многих – одну из лучших книг о войне, обошедшуюся без батальных описаний. Нет, она мне не пригодилась для сочинения – и я даже рада этому, мои чувства к прозе Шефнера подождут еще 32 года…
Мои дети в качестве «стихотворения ко дню Победы» учили его «Легенду» (или «Марсианина»).
В общем, кто хочет, дорогие кировчане, 2 октября в 18 часов приходите в «Герценку». Я и Андрей Жигалин будем говорить о Шефнере.
* * *
Я мохом серым нарасту на камень,
Где ты пройдешь. Я буду ждать в саду
И яблонь розовыми лепестками
Тебе на плечи тихо опаду.
Я веткой клена в белом блеске молний
В окошко стукну. В полдень на углу
Тебе молчаньем о себе напомню
И облаком на солнце набегу.
Но если станет грустно нестерпимо,
Не камнем горя лягу я на грудь -
Я глаз твоих коснусь смолистым дымом:
Поплачь еще немного - и забудь...
1944
НА ОСЕННЕМ РАССВЕТЕ
На осеннем рассвете в туман ковыляет дорога,
Оловянные лужи мерцают у дачных оград,
Над опавшей осиной мигает звезда-недотрога,
И на темных кустах полотенца тумана висят.
Как грустна и просторна земля на осеннем рассвете!
Сам не верю, сейчас, в этой сонной предутренней мгле,
Что нашел я тебя на такой необъятной планете,
Что вдвоем мы идем по прекрасной осенней земле.
1957
ЗАБЫВАЮТ
Забывают, забывают -
Будто сваи забивают,
Чтобы строить новый дом.
О великом и о малом,
О любви, что миновала,
О тебе, о добром малом,
Забывают день за днем.
Забывают неумело
Скрип уключин ночью белой,
Вместе встреченный рассвет.
За делами, за вещами
Забывают, не прощая,
Все обиды прошлых лет.
Забывают торопливо,
Будто прыгают с обрыва
Иль накладывают жгут...
Забывают, забывают -
Будто клады зарывают,
Забывают -
как сгорают,
Забывают -
будто жгут.
Забывают кротко, нежно,
Обстоятельно, прилежно,
Без надсады и тоски.
Год за годом забывают -
Тихо-тихо обрывают
У ромашки лепестки.
Не печалься, друг сердечный:
Цепь забвенья - бесконечна,
Ты не первое звено.
Ты ведь тоже забываешь,
Забываешь, забываешь -
Будто якорь опускаешь
На таинственное дно.
1974
МАРСИАНИН
ЛЕГЕНДА
1
Марсианин умирал
На Земле моей,
С Марса он к себе не ждал
Белых кораблей.
В телескоп он разглядел,
Что у нас — беда,
Добровольцем прилетел
Именно сюда.
В партизанский наш отряд
Заявился он,
Не гражданский, не солдат,
А в бою — силен.
С нами он, как друг и брат,
В смертный бой ходил,
Он трофейный автомат
Сам себе добыл.
2
Марсианин умирал
Средь земных людей,
Он медпомощи не ждал
Со звезды своей.
Не страшась в тяжелый час
Никаких невзгод,
Он на Марсе ради нас
Полный взял расчет.
С нами радость и беду
Он делить привык,
Быстро, прямо на ходу
Выучил язык.
Был он доброй шутке рад,
Не заносчив был,
В самокрутке самосад
Запросто курил.
-Что на Марсе за народ? -
Спрашивали мы.
-Есть ли рощи, синий лед,
Снежные холмы?
-Есть ли страны, рубежи,
Золото и сталь?
Есть ли там любовь, скажи,
Есть ли там печаль?
Он болтать был не мастак,
Он курил, молчал,
На вопросы наши так
Кратко отвечал:
-Есть любовь и есть отказ,
Есть закатный свет, -
Все там - вроде как у вас,
Только смерти нет.
Там, на Марсе на моем,
Жизнь всегда в цвету.
Я вам как-нибудь о нем
Лекцию прочту.
3
Марсианин умирал
На Земле моей,
С Марса он сюда не ждал
Белых кораблей.
Он, громя врага в упор
В боевом строю,
У деревни Спасский двор
Отдал жизнь свою.
Лежа в мерзлом лозняке,
пулею сражен,
На нездешнем языке
Тихо бредил он.
Он сквозь горестную дрожь
Продолжал твердить
Слово все одно и то ж, -
Имя, может быть?
Он глядел в ночную тьму,
В звездную метель,
Я под голову ему
Подложил шинель.
С дальней родины своей
Не сводил он глаз,
Протянул он руки к ней -
И ушел от нас.
И его среди зимы
Схоронили здесь.
Толком не узнали мы,
Что на Марсе есть.
1958
Journal information